Перед тем как начать писать о том, о чём мне интересно писать и говорить в последнее время хочу сразу оговориться – данная статья крайне персонализирована и посвящена очень тонкой тематике, которую не любят обсуждать в странах относительно недавно получивших независимость, включая Азербайджан. 

 

Поэтому заранее прошу прощения у тех читателей, кто ожидал познакомится с «туристическим» очерком о современном искусстве Азербайджана. Я несколько нарушу традиции и постараюсь сфокусировать ваше внимание на более важных и интересных моментах, касающихся сферы современной культуры. Итак, начнём.

 

Сидя в салоне самолёта, летящего из Сан-Франциско в Остин (штат Техас) и глядя в предвкушении новой работы на светящийся дисплей ноутбука передо собой я ощущаю определённый психологический дискомфорт. Уже в который раз мне приходится писать статью о современном искусстве Азербайджана. Очередную статью. На этот раз для швейцарского культурологического издания. 

 

 

Почему дискомфорт? Буду предельно откровенен: мне уже неинтересно писать о современном азербайджанском искусстве в том формате в котором я это делал раньше, подробно описывая события и творчество конкретных художников. Вы скажете: не политкорректно и непатриотично? Возможно, не спорю. Но для такой непопулярной в массовой среде позиции есть свои причины.

 

Во-первых, Азербайджан – небольшая страна третьего мира, относительно недавно получившая государственную независимость, и у нас не так много событий происходит в сфере современного искусства, которое как таковое, честно признаться, не очень то и приживается у нас в республике. Почему? Ну, это отдельная большая тема. Вкратце можно сказать следующее. 

 

Современное искусство как сфера инновационных смыслов и интеллектуальной свободы может нормально развиваться только при одном обязательном условии – при наличии развивающегося гражданского общества. Современный художник евроамериканского «типа», начиная с начала прошлого века и особенно в последнее время занимает активную критическую позицию по отношению к социуму. Его цель экзаменовать, тестировать общество и государство на предмет их адекватности демократическим ценностям и свободе мышления. Поэтому современные художники часто прибегают к провокативным стратегиям, но не для того чтобы дестабилизировать обстановку в обществе – это и невозможно, так как всё происходит в формате искусства, а значит воспринимается как условность, арт-игра – а чтобы всё время напоминать о лучшем мире, о том, что Должно быть (утопия?), вместо того, что Есть (действительность). 

 

Другими словами, художественно-интеллектуальная элита это и диагносты (по Делезу) и целители цивилизованного общества, хотя часто её методы бывают весьма болезненными и нелицеприятными. Но в истинно гражданском (относительно) демократическом обществе со множеством развитых неправительственных институций такие подчас шоковые или нейрохирургические методы не вызывают отторжение и неприязнь. Социальная критика властных структур, являющейся одной из задач современной культуры, давно уже стала неотъемлемой частью общественной жизни большинства развитых стран так называемого мирового сообщества. В таком случае, разумеется, современное искусство развивается динамично и бурно, ибо в гражданском обществе имеется потребность в свежих идеях, интеллектуальных технологиях, в активной жизненной и гражданской позиции представителей интеллектуальной элиты и т. д. Именно эти свежие вкрапления меняют общество в сторону большей открытости и прозрачности (относительной, разумеется). 

 

Что же касается Азербайджана, то нужно признать, что по причине войны с соседней Арменией и некоторых внутриполитических факторов развитие гражданского общества затормозилось где-то в середине 90-х годов прошлого века. Конечно можно оправдывать положение тем, что в воюющей стране не может быть и речи о демократических процессах, но факт остаётся фактом – реальность такова, что сейчас мы имеем «управляемую демократию» и, соответственно, управляемое гражданское общество. Поэтому говорить о какой-либо критической позиции по отношению к обществу, а тем более к власти здесь не приходится. Любой интеллектуал, критикующий власть будет тут же культурно изолирован и подвергнут административным «наказаниям»: он может потерять работу, его могут подвергнуть обструкции в СМИ, высмеять в конце концов как наивного дурака который не умеет жить, вертеться, обманывать, подкупать ну и т. д. Соответственно большинство населения, включая представителей «интеллигенции» заняло пассивно-циничную позицию вялотекущего прозябанья – «как бы чего не случилось». Пассионарный художник-интеллектуал вынужденно оказывается перед выбором четырёх жизнено-креативных стратегий: компромисс с властью, а заодно и с совестью (продажа души дьяволу), внешняя эмиграция (выезд за границу), внутренняя эмиграция (погружение в самого себя, социальная самоизоляция, чреватая экзистенциональным аутизмом), или наиболее оптимальный вариант – гибкая стратегия эстетического противостояния с внешним миром, предполагающее мягкое, нелинейное воздействие на общество.

 

В вышеописанной ситуации от искусства требуется всего две вещи: во-первых, чтобы оно служило пропаганде национальных (= государственных) ценностей, во-вторых, чтобы оно удовлетворяло потребности масс в развлечении. Иначе выражаясь, у нас востребованы только две стороны искусства – искусство как пропаганда и искусство как сегмент индустрии развлечений. А те немногие проекты по современному искусству, которые время от времени всё же проводятся в жизнь носят больше условно-показательный характер, мол, и у нас есть современное искусство (излишне напоминать, что выставки современного искусства в эпоху глобализации стали показателем продвинутости страны, включённости её в мировой культурный контекст). Но ни инфраструктурно, ни концептуально такие мероприятия и такое искусство не поддерживаются в локальной культурной среде, так как повторяюсь – в настоящее время интеллектуальные инновации в культуре не востребованы со стороны азербайджанского общества, которое в целом погружено в потребление развлечений. В результате многие талантливые художники нового поколения, кто заявил о себе после 2000-го года работают не столь активно как их ровесники за рубежом, предпочитая заниматься более прагматичными делами, например, дизайном, или чем-то другим, уводящим молодых художников от сферы современного искусства. Одним словом, современное искусство у нас маргинализировано и является уделом пассионарных одиночек, работающих в основном на западный арт контекст, где их творчество так или иначе затребовано.

 

Итак, возвращаясь к тому, почему мне не хочется писать о современном азербайджанском искусстве: при написании очередной статьи на эту тему мне приходится всякий раз упоминать одни и те же события и имена. В результате у меня набралось несколько почти идентичных текстов с незначительными различиями . Для тех кому интересны факты, события и конкретные имена я приглашаю посетить соответствующие страницы в Интернете: www.artdaimi.com www.teymurdaimi.wordpress.com 

 

Другая причина по которой мне не хотелось бы писать на эту тему заключена в интересной идее сингулярной идентичности, к которой я пришёл в результате своих культурологических изысканий и контактов со многими как азербайджанскими так и зарубежными художниками. Речь идёт не о национально-этнической, не религиозной, не геополитической и не культурной идентичности. Сингулярная идентичность не связана с территорией и культурой конкретного народа/этноса, а тем более государства. Это совершенно новое состояние о котором мне бы и хотелось поговорить, так как именно эта тема является наиболее актуальной для деятелей современного азербайджанского искусства, понимая под последним широкий спектр жанров и форм – от визуального искусства и кино до литературы и театра. 

 

Вначале скажу как я пришёл к этой идее, которая как я выяснил позже довольно основательно прорабатывается и в научных кругах (об этом чуть ниже). А пришёл я к ней как раз неоднократно высказываясь по поводу азербайджанского современного искусства, как в печати так и устно, в беседе ли с кем-то, или выступая на какой-нибудь международной конференции. Делая это я выступал как представитель Азербайджана, конкретнее – азербайджанской современной культуры. На первых порах это было лестно, почётно и ответственно. Но потом я заметил, что люди с кем я встречался и общался как представитель своей культуры интересуются не просто моей Родиной и её богатой культурой, в том числе и современной, а пытаются выяснить моё личное отношение к тому, что я говорю и демонстрирую. Другими словами, я, как абстрактная официальная персона очень быстро терял для них интерес, и они старались пробиться к моему истинному, подлинному лицу, так сказать, к моему внутреннему «я». Ведь если представлять Азербайджан, его культуру в качестве многослойной системы смыслов и духовных вселенных – здесь дружно сосуществуют духовное наследие и зороастризма, и христианства, и ислама, а также великое множество других культурных измерений – то все эти слои органично спрессованы во мне, внутри меня как живой конкретной личности, вне зависимости озвучиваю ли я свою принадлежность к азербайджанской культуре или нет.

 

Так вот, продолжая предыдущую мысль, если мне удавалось «открыть» себя, то общение продолжалось и развивалось, если же нет, если я упорно продолжал играть роль только лишь представителя своей культуры – контакт прерывался. Вот здесь я и обнаружил то, что можно назвать интеллектуальной шизофренией. Внутри меня существовали и боролись между собой как бы два голоса: навязанный мне извне голос Макроструктуры – голос официальной азербайджанской культуры – и мой собственный голос, отражающий сугубо персональный опыт. И когда первый голос заглушал второй я чувствовал внутренний дискомфорт, потому что чувствовал, что говорю не я, а что-то другое. Нечто большое и отчуждённое от моего внутреннего мира пытается транслировать через меня какие-то вещи, которые имеют ценность только в безликом информационном политическом пространстве, но не в непосредственном общении между живыми людьми, где имеет значение только живое человеческое присутствие, даже если оно отражено, скажем, в напечатанном тексте.

 

Здесь самое время упомянуть о так называемом социопсихологическом феномене под названием «схематический речевой шаблон» (эта формулировка принадлежит азербайджанскому социологу Р. Карагезову). Суть его в следующем. Когда человек говорит от собственного имени, то он, опираясь только на свой персональный опыт, проговаривает уникальные живые мысли, исходящие из глубин его естественной натуры. В этом редком случае человек способен выговаривать потрясающие идеи, почти откровения, так как то, что проходит через него не искажается его социальным опытом и рациональным умом, а изливается легко, прямо из самых высоких космических сфер. Когда же он идентифицирует себя с народом, нацией (варианты: конфессией, классом, партией, профессиональным цехом и т. д.), то в дело вступает этот самый «схематический речевой шаблон», и через человека начинает вещать некая могущественная Макроструктура – вместилище шаблонных мыслей, «национальных ценностей» и «затасканных истин», которые формировались на протяжение долгого исторического времени и которые составляют суть того, что называется национальным менталитетом. Тогда человек перестаёт быть уникальным живым субъектом, превращаясь в одного из многих, в итоге сливаясь с общей безликой массой усреднённых индивидов. Так и хочется сказать о том, что эта макроструктура превращает человека в зомби... Как говорил немецкий философ Хайдеггер «мы наслаждаемся и забавляемся, как наслаждаются; мы читаем, смотрим и судим о литературе и искусстве, как видят и судят; мы удаляемся от «толпы», как удаляются; мы находим «возмутительным» то, что находят возмутительным». То есть мы делаем всё это не исходя из своих действительных осознанных потребностей, а только потому, что «так надо», так все делают. 

 

Согласитесь, что в нашем мире только дети не загаженные обществом могут вести себя аутентично и высказывать поистине чистые и глубокие мысли, хотя взрослым с их испорченным восприятием детские разговоры кажутся наивными и глупенькими. Но неспроста в Евангелии говорится, что «устами младенцев глаголет Истина»... И только позже, взрослея и подвергаясь жёсткой социализации, то есть становясь всё более и более нормальным, человек растрачивает все свои глубокие световые качества и вливается в стадо себе подобных двуногих приматов, озабоченных биогенетическим выживанием и безудержным потреблением. Грубо говоря, он становится «азербайджанцем», «россиянином» «армянином» «французом» «американцем», одним словом, никем.

 

Мы становимся заложниками большой традиции, – а это и есть та самая Макроструктура – и начинаем играть не присущие нам изначально, а навязанные нам социальные роли. В случае с «простыми людьми» это может быть не так уж и страшно, но когда под власть Макроструктуры подпадает конкретная творческая личность – это трагедия, похлеще шекспировской. Это означает духовную гибель Художника. И, кстати, общество (читай: государство) делает всё от себя зависящее чтобы «нагнуть», приручить художника, сделать из него рупор пропаганды этих самых «традиционных» вековых ценностей. Самый популярный метод воздействия на художника это его общественное поощрение-подкуп: присваивание ему званий и снисходительное подкидывание с «барского плеча» прочих унизительных конформистских подачек, которых наша слабонервная и слабохарактерная интеллигенция проглатывает с превеликим удовольствием. 

 

Самое неприятное во всём этом то, что официальное мировое культурное сообщество поощряет подобные тенденции в третьих странах. Скажем, существует такое странное и несколько глуповатое понятие как «национальный бренд». Так вот, как только заходит речь об официальной выставочной экспозиции где-нибудь в Европе, то европейские организаторы просят показать нас то, что они сами понимают под азербайджанским искусством (!), и что очень часто совпадает с официальным мнением внутри нашей республики. А как только мы пытаемся предложить нечто поистине инновационное, свежее, но выходящее за формат ожидаемого и привычного для европейской публики, то сразу же встречаем непонимание и сопротивление, мол, не надо разочаровать западную аудиторию и обманывать её ожидания. 

 

Ещё несколько лет тому назад я был бы не готов высказать и предложить нечто альтернативное. Но сейчас после ряда определённых знаковых событий у меня есть опыт совершенно иной модели самопозиционирования как творческой личности. 

 

Что имеется в виду? 

 

В 2006 году во французском городе Ди – небольшой город на юге Франции между Лионом и Марселем – проходил ежегодный международный фестиваль East-West, который в том году был посвящён культуре трёх стран Южного Кавказа . В результате этого мероприятия «представителями» Азербайджана, Грузии и Армении было принято соглашение о выпуске интернационального журнала по современному искусству. Со стороны Азербайджана со-редакторами этого издательского проекта выступили художник и скульптор Ч. Бабаев и автор данной статьи. После долгих организационных мытарств, в следующем году, при поддержке французской стороны, наконец-таки был выпущен пилотный номер журнала «Cord» (так мы назвали журнал), где каждой республике было выделено по сорок страниц. Сейчас ведутся переговоры об очередном выпуске, ищутся спонсоры, определяются новые технические параметры, уточняется концепция и т. д. Возможно журнал будет постепенно расширять свою географию: уже изъявили своё намерение подключиться к проекту турецкие и сенегальские деятели современной культуры. Американская сторона также заинтересована в поддержке этого проекта, свидетельством чему является поездка в США, организованная Государственным Департаментом США для редакторов журнала «Cord». 

 

Почему я говорю об этом? Дело в том, что это не просто очередной журнальный проект каких на свете несметное множество. Важно другое. В рамках этого журнала мы пытаемся поставить уникальный психосоциальный эксперимент: начав работу как неофициальные представители трёх независимых стран мы ставим своей целью постепенно сместить акценты с национальной идентичности на идентичность сингулярную. То есть речь идёт о том, чтобы освободиться от своей навязанной нам Макроструктурой так называемой «азербайджанскости», «армянскости», «грузинскости» и т. д. и проявить отдельные уникальные и сильные Голоса, существующие в современной культуре и которые были бы освобождёны от ветхого опыта традиционных национальных культур – опыта, который сейчас не только не работает, но и мешает сообщаться с окружающим миром как открытой системой. 

 

Хочу подчеркнуть, что это ни в коем случае нельзя понимать как безродный космополитизм. Здесь вообще не пахнет ничем, что хоть отдалённо ассоциируется со сферой политики, или как модно нынче говорить – биополитики. Нет, то что пытаемся сделать мы в рамках журнала – это создать новую транснациональную Субъектность, когда каждая творческая личность могла бы освободиться от шелухи навязанных ей извне шаблонных, мёртвых мировоззренческих установок и начать транслировать свой живой несравнимый ни с чем персональный интеллектульно-метафизический опыт. Заметим: не горизонтальный опыт предшествующих поколений, спрессованный в крови, в биогенетике и в зверофантомных испарениях генеалогического древа, а вертикальный духовный опыт присущей только ВАМ ЛИЧНО и более никому. Это то, что вам ниспосылается сверху, из того безмолвного и непостижимого, что выше высот и глубже глубин... Это и есть то, что я называю говорить от своего СОБСТВЕННОГО ИМЕНИ...

 

© Теймур Даими