Управляемая Культура: сглаживание углов

 

 

Слово “культура”, наверное, самое употребляемое не только в интеллектуальной продукции, но и в бытовых ситуациях последних десятилетий. Мы говорим о человеке “некультурный”, “бескультурный”, когда хотим подчеркнуть его невписанность в отлаженную и легитимированную систему человеческих взаимоотношений. Мы вводим понятие “массовая культура”, чтобы провести демаркационную границу между “высоким” и “низким”. Но всё это далеко от этимологии и подлинного значения этого слова, которое в терминологическом значении стало употребляться только в XIX веке, сначала в немецком, потом и в других европейских языках. До этого существовало словосочетание cultura mentis – возделывание ума – которое употреблялось на протяжении Античности, Средневековья, Возрождения, вплоть до Нового времени.

 

 

У древних греков слову “культура” соответствовало слово “пайдейя”, означавшее воспитание, но не в примитивно-морализаторском значении, а в смысле формирования внутреннего духовного стержня, внутренней ментальной формации, благодаря которой “двуногое существо без перьев” – метафорическое определение гомосапиенса –  превращается в подлинного Человека… В таком смысле “пайдейя” сопрягалась с мистериальной процедурой инициации, т. е. с ритуалом включения человеческого сознания в высшие регионы бытия.

 

 

И только к началу XX вв. культура стала восприниматься как арифметическая сумма того, что было создано гениями человечества в разных областях: философии, музыки, изобразительного искусства, литературы, религии и т. д. И если мы сравним те смыслы, которые вкладывались в это понятие в прошлом и вкладываются сейчас, то увидим огромную разницу. Более того, в силу излишней политизированности современной жизни культура невольно превратилась в инструмент идеологии, в составную часть государственной политики. Появились государственные департаменты и министерства культуры, занимающиеся культурной политикой и регламентацией культурных событий. Появилось понятие “национальной культуры”, которая также суммировало в себе лучшее из созданного талантливыми представителями данного народа. Например, говоря об азербайджанской культуре мы почти всегда, с незначительными вариациями, повторяем один и тот же набор выдающихся имён: Физули, Низами, Насими… Гаджибеков, Бейбутов и т. д. Сюда же относятся фольклор и наработанные столетиями ментальные привычки (пресловутый “менталитет”). Это говорит о том, что у нас есть готовый “законсервированный” пакет культурных достижений, которым мы можем гордиться и экспортировать в мировое культурное пространство, как часть нашего собственного символического капитала (существенная оговорка: во-первых, любой исторический отбор сомнителен, во-вторых, это только наша точка зрения, ибо другим это может показаться неинтересным. Наверное поэтому мы называем имена вышеупомянутых гениев, чаще всего, находясь внутри нашего национального культурного поля. Сами говорим и сами же слышим). В этом смысле сфера культуры лелеется как нечто светлое, доброе, благое. Это то, чем мы можем гордиться и не стесняться показывать остальному миру, как наивысшее достижение нашей духовности.  

 

 

Назовём рассматриваемую нами модель понимания культуры управляемой культурой, которая есть также культура сглаживания углов. А субъектов такой культуры можно назвать управляемыми художниками (в широком смысле этого слова), которых держат на ментальном поводке посредством хитроумной системы поощрений (звания заслуженного, народного…). Упомянутые выше национальные гении, к сожалению, “приватизированы” управляемой культурой и отражены в массовом сознании, скорее, в качестве симулякров и идолов, нежели как бессмертные носители живого Знания. Расколдовать их творчество и оживить заключённые в нём смыслы, а значит спасти этих вневременных гениев от умертвляющей фетишизации со стороны массовой культуры – задача будущих аналитиков.

 

 

Соответственно, говоря о современной культуре, то и здесь выделяются часто только те художники, которые вписываются в вышеупомянутую модель, “за которых не стыдно” и творчество которых можно демонстрировать в любом уголке земного шара, как представителей “нашей богатой и древней” культуры…

 

 

Надо признать, что в этой точке крайней редукции, значение подлинной культуры, её смысл, а возможно и сверхзадача несколько искажаются. То есть с одной стороны, вышеописанное положение дел (модель управляемой культуры) существует как свершившийся факт и от этого никуда не деться. К этому бессмысленно относится позитивно или негативно, как глупо относиться плохо или хорошо к превратностям судьбы, имеющим объективный характер.

 

 

Скажу больше: нельзя не признавать преимущества институциализированной культуры в дидактических вопросах образования и просвещения. Кроме этого, в эпоху глобализации и расцвета массовых коммуникационных технологий, грозящих растворить культурную идентичность того или иного народа в котле усреднённой транснациональной мультикультуры, рассматриваемая нами управляемая культура может даже сыграть защитную роль.

 

 

Но, с другой стороны, мы должны понимать, что благая модель хороша лишь для сферы “больших, абстрактных величин”, скажем, для конкретного государства и его идеологии, но отнюдь не для самой культуры, которая свободна от любых обусловленностей, символических долгов и аппелирует напрямую к Человеку, к его сущностному ядру. Во-вторых, эта модель не “выгодна” и для самих творцов - носителей культурного гнозиса, так как они ориентированы на решение сугубо экзистенциональных задач и безразличны к сфере тотальной социальности.

 

 

Подлинная Культура:  дыхание Бездны

 

 

Итак, радикализируем проблему и спросим себя: в чём заключаются опасность такой модели культуры? Опасность в следующем: в этом случае игнорируются наиболее глубокие, метафизические измерения культуры, те мощные запредельные пласты, которые резонируют с духовной сущностью самого человека. Скажем, когда мы говорим о национальной культуре и как попугаи повторяем один и тот же именной список (Низами Физули…) не девальвируем ли тем самым то Духовное Послание, которое содержится в творчестве упоминаемых гениев? Ведь, перечисляя имена и культурные достижения выдающихся исторических персон, мы скользим по “поверхности смысла”, барахтаемся на плоскости количества (фактография), упуская из виду Качество (сущность творческих достижений). В результате, когда по местным телеканалам очередной “деятель” начинает разглагольствовать о богатстве азербайджанской культуры, непременно озвучивая вышеуказанный список “священных коров”, у продвинутой молодёжи возникает чувство брезгливоcти и отвращения. Налицо факт отторжения молодого поколения от того, что насильно навязывается как обязательное и непререкаемое, без критического осмысления. Признаюсь и меня воротит от этих приторно-сахарозных речей-тостов большинства наших аксакалов в вечных костюмах и галстуках (такое впечатление как-будто они в них спят), не чувствующих разницу между палаточной свадьбой и телевизионным каналом. Но самое опасное то, что управляемая культура создаёт тепличные условия для развития специфических качеств, грозящих стать постоянными величинами национальной ментальности – лизоблюдства, подхалимства, рабского преклонения перед авторитетом, отсутствия самокритики и т. д.

 

 

Возникает резонный вопрос: что может стать альтернативой модели благой управляемой культуры? Ответ до наивности прост – подлинная Культура. Иногда её называют контркультурой или нонконформистской культурой, но это не суть как важно.  

 

 

Характерное свойство подлинной культуры заключается в том, что она дискомфортна, неудобна для официальных культурных институций, ибо не вписывается в существующую идеологию. Подлинные художники никогда не ангажируются сиюминутными геокультурными интересами и далеки от суетливых выяснений своей национальной идентичности, а, тем более, телячьего раболепства перед последней. Скажем, Леонардо да Винчи – гордость итальянцев – в своё время предлагал услуги турецкому султану, т. е. фактически совершал государственную измену… А культурная достопримечательность немецкого народа – Ницше – вообще писал о немцах: “Этот народ одурял себя почти в течении тысячи лет”, “Определение германцев: послушание и длинные ноги”, “Куда бы не простиралась Германия, она портит культуру” и т. д.

 

 

Подлинные художники – духовные радикалы - исследуют тончайшие иррациональные сферы, зондируют потайные, далеко небезопасные табуированные зоны бытия, соприкосновение с которыми чревато безумием и даже смертью. Их израненное творчество, генетически восходящее к традиции титанических героев Античности, Пророков и великих Посвящённых, граничит с Бездной, а расширенное сознание обдаётся свирепыми космическими ветрами. Европейские романтики, проклятые поэты и нонконформисты - Рембо, Бодлер, Бретон, Дебор, Пазолини и пр., (у нас – Мамедгулу-заде, Сабир, Джавид,) - шли наперекор культурному мейнстриму.   

 

 

Дело не в оппозиции политическому режиму. Подлинные художники выше этого – они здесь, чтобы через тотальную критику наличного бытия напоминать об иных ценностях. Само присутствие этих пассионариев духа уже есть вызов всему комфортному, приглаженному и стабильному. Они приходят не для того чтобы воспевать прекрасное и ублажать изнеженное восприятие гомосапиенсов, а для того чтобы “философствовать молотом” и безжалостно вскрывать предельные смыслы бытия. Ибо только в лоне подлинной культуры поднимаются нелицеприятные темы зла, смерти, перверсии, чёрного юмора, секса, инцеста, жертвоприношения и т. д.  

 

 

Цель подлинных художников – дезавуировать очевидность существующего порядка дел как неподлинного и обратить внимание на тайную сферу Иного, откуда могут прийти ответы на последние вопросы… И тогда – возможно Пробуждение от гипнотического сна этой жизни, что чревато махровым непониманием современников и, часто, раздражённой реакцией официоза, которые не любят пробудившихся “чудаков”…

 

 

Но вот парадокс: несмотря на оппозиционность подлинных художников существующему положению дел и культурной политике страны, именно они, в конечном счёте, составляют золотой фонд национальной (и общечеловеческой) культуры, именно ими гордится нация. И в связи с этим, можно представить, какой недюжинной мудростью должны обладать работники официально-государственных институций, чтобы, приметив субъектов подлинной культуры не только не вставлять им палки в колёса, но и “втихаря” целенаправленно помогать раскрывать свой креативный потенциал. Звучит наивно и фантастично, не так ли? Понимаю. Но чего не бывает в жизни…

 

 

И вот здесь, отдав дань диалектической логике, сделаем последнюю существенную оговорку. Да, хотелось бы, чтобы власть была бы проницательней и всякий раз предвосхищала значимость креативного потенциала подлинных, но пренебрегающих политкорректностью художников для национальной культуры. Но, с другой стороны, справедливо ли “грузить” архитекторов культурной политики такой колоссальной ответственностью?! Может и самим радикальным художникам стоит “повзрослеть”, освободиться от инфантильной дерзости, сделать шаг в сторону социальной ответственности за свои революционные messages и помочь власти понять их инновационность для развития локальной культуры? Думаю настало время более тонкой игры, более отрефлексированных стратегий. И возможно идея радикального Прорыва за пределы возможного и допустимого – та интенция, которая тайно питает подлинную культуру – заключается не в брутальных революционных актах по насильственному переделыванию мира (авангардистский дискурс), или циничных постмодернистских играх, за несколько десятилетий опустивших интеллектуальную планку человечества на нижайший уровень, а в куда более сложной, но возвышенной процедуре по трансформации восприятия гомосапиенсом этого мира. Только так, “без шума и пыли” может быть изменено сознание человека, что повлечёт за собой (кто знает?!) изменение и самого статуса наличного бытия.   

 

 

© Теймур Даими

 

 

2013 г.